МЕНЮ

Зона жизни

За без малого 20 лет, прошедших с момента аварии на Чернобыльской АЭС, выросло целое поколение, которое не знает, что такое першение в горле от радиоактивного йода. Сразу скажу: ничего общего с эстетскими изысками Андрея Тарковского, продемонстрированными в фильме "Сталкер", в зоне отчуждения мы не увидели. Не прослеживались и прямые параллели с зачитанным в юности до дыр "Пикником на обочине" братьев Стругацких. Однако, не похожая ни на что Зона, действительно, живет по своим, только ей присущим законам, представляя собой ОШЕЛОМЛЯЮЩУЮ РЕАЛЬНОСТЬ.

ПРИПЯТЬ СЕГОДНЯ!
Кроме людей, работющих в Припяти (охрана, аварийная служба и дозиметрический контроль), постоянными визитёрами в безлюдньй город являются высокопоставленные чиновники, иностранные делегации и самые настойчивые журналисты. Стандартная программа подобных экскурсий включает посещение ЧАЭС с непременным брифингом агентства "Чернобыльинтеринформ», посещение стоянки зараженных транспортных средств, осмотр знаменитого саркофага и самого города Припять. Популярностью у приезжих пользуются восхождения на крыши многоэтажек, с которых открывается вид на окрестности, включая станцию. Гостям обязательна покажут трибуны, опоясывающие рощу, которая выросла на месте бывшего стадиона. Посетители брошенного города любят снимать и описывать ветшающею агитацию советской эпохи. Действительно, облезший советский герб на высотном доме с уцелевшими стеклами (и полностью разграбленный мародерами внутри) производит впечатление, однако какое-то неубедительное, поблекшее и выцветшее. Меня же лично впечатлило в Припяти совсем другое...

...Пять раз в неделю я привожу дочку в самый обычный киевский детсад. По коридорам носятся аппетитные запахи свежей выпечки и радостный писк детворы. Через приоткрытые двери видны чистенькие спальни с аккуратно застеленными смешными маленькими кроватками. От подобной картины получаешь заряд положительной энергий на целый день. …И вот по колено в снегу мы пробираемся к зданию бывшего припятского детского сада. Калитка много лет назад застыла в положении "открыто". Ее намертво удерживают ветви разросшегося дерева. У порога тянется к солнцу пятилетняя сосенкa. Деревья отвоевывают жизненное пространство повсюду — на балконах домов, на крыше саркофага над четвертым Энергоблоком, они прорастают сквозь рубины цивилизации и настойчиво заслоняют собой историю. ...Потолки сплошь затянуты странными образованиями, в которых с трудом узнаешь паутину, покрытую изморозью. Окна выбиты, на подоконниках снег. На глаза попадается меню на 26 апреля 1986 года: молочная каша, хлеб с маслом, чай. Успели ли малыши позавтракать в то утро? Осторожно пробираемся по коридорам, заваленным детскими кроватками. В душевой шкафчики с нарисованными вишенками и зайчиками, которые никогда больше не дождутся полотенец. Чуть дальше — разбросанные детские флажки. Все готовились к первомайской демонстрации. К горлу непроизвольно подступает ком, хотя прекрасно понимаю — до меня здесь побывало немало журналистов и почти каждый сооружал из портретов Ленина, старых газет, детских игрушек и прочего подручного материала инсталляции на тему "Как это было в далеком тысяча девятьсот восемьдесят шестом...". Впрочем, душещипательных сюжетов, вне всякого сомнения, хватит еще на пару поколений пишущей и фотографирующей братии. Вот напарник опустился на колени, и как заколдованный, снимает маленькие сандалики вмерзшие в лед посреди игровой комнаты. Это страшно. Позже он скажет, что это один из лучших снимков. Напарника зовут Томаш Свобода. Он один из самых известных в Европе фотографов и специальный корреспондент журнала "ЭКЗО". Уже в Киеве выяснилось, что эти сандалики впечатлили не нас одних. Неправда, что время в Припяти остановилось вилось. Да, остались плакаты с Вероникой Кастро на разгромленном пианино, висят стенды с непонятными для нынешних тинейджеров словами "Комсомольская жизнь". Но время течет. Его движение заметно по сморщенным резиновым мячикам в том же детсаду. Их никто не трогал вот уже два десятилетия. Резина растрескалась от морозов, и воздух постепенно убывает из красно-синих оболочек. В какой-то момент начинаешь ощущать — трудно воспринимать окружающее, хочется уйти, убежать отсюда...

Наш "УАЗ" медленно движется по снежной целине вдоль какой-то улицы. Метрах в десяти, сквозь кленовую поросль замечаю силуэты лосихи с теленком, настороженно уставившихся на людей. Томаш буквально выпадает из машины на снег, рискуя разбить дорогущий "Canon", и придирается через кусты, чтобы заполучить желанный кадр. Сохатым его действия показались подозрительными, и они с неторопливым достоинством скрываются за углом дома. Кроме лосей, постоянными обитателями Припяти являются дикие кабаны. Один такой абориген, вполне внушительных размеров, вскоре выскочил из заброшенного магазина и резво потрусил подальше от непрошенных визитеров. При этом пустынные кварталы и нелюдимые коробки домов поражают какой-то кричащей тишиной.

Вообще же, вид города, заросшего лесом, напоминает фантасмагорию: цивилизация и природа смешались здесь неестественным, ошеломительным образом. Смеркается, и мы покидаем этот странный забытый город. Вдоль дороги видны занесенные снегом бугры на месте закопанных в землю сельских хат. За лесом, на фоне серого зимнего неба вырисовывается циклопическая решетка. Если что-то и напоминает в Зоне известные книги братьев Стругацких, так это брошенная военная техника и остатки печально известного объекта "Чернобыль-2". На ум приходит "Обитаемый остров". У объекта есть другое название - радиолокационная станция "Дуга". Самой впечатляющей ее частью являются те самые антенны-решетки: приемная — 135 м в высоту и 300 м в ширину, передающая — 210 м и 85 м соответственно. Говорят, станция могла засечь крылатую ракету в момент старта в Атлантике. На Западе "Дуга" получила еще одно название — "Русский дятел". Ее работа нарушала радиосвязь в широком диапазоне на всей планете. Сигнал был слышен в обычных радиоприемниках, как стук, из-за чего установка и получила свое прозвище. Западные спецслужбы активно изучали другие возможные эффекты действия "Русского дятла" — от влияния на погоду до воздействия на сознание людей, всерьез рассматривая "Русский Дятел" как экспериментальное оружие "империи зла".

После дня, проведенного на морозе, и глотка коньяка разговор с нашими проводниками (прекрасно знающими эти места) незаметно переходит к обсуждению всевозможных баек о Чернобыле, фигурирующих на страницах газет и в Интернете. О волкособаках, расплодившихся после аварии; об одичавших домашних кошках, живущих в лесах вокруг станции; о зомби, которых якобы породил "Чернобыль-2"... Наши спутники на все иронично улыбались. В отличие от мертвого города и района ЧАЭС, зону отчуждения можно назвать Зоной жизни. Раннее утро. Одно за другим проезжаем безлюдные села. Издали дома выглядят невредимыми. Во многих случаях так оно и есть, но это пока не разрушилась крыша. Год за годом человеческие поселения будут все сильнее зарастать, пока на месте сел не останутся покрытые кустарником развалины. Начало этого процесса можно наблюдать уже сегодня. После аварии многочисленные и обильно плодоносящие фруктовые сады стали прекрасной "столовой" для копытных. Осенью яблоки лежали на земле толстым слоем. И сады еще долго кормили бы зверье, но брошенные села оккупировали неряшливые заросли клена приречного, который беспощадно душит и подавляет любую растительность. Против него есть лишь один способ борьбы — бензопила. Летом в таких зарослях только партизанам прятаться — с двух метров ничего не видать, а в зимнюю пору, когда на деревьях нет листьев, местность просматривается на километры. Между хатами изредка мелькают изящные силуэты косуль. В машине продолжается вчерашний разговор о мутантах. Два прошедших десятилетия показали, что естественный отбор никто не отменял. Выживать продолжают наиболее приспособленные. Всякое живое существо с аномалиями развития гибнет в первую очередь (несмотря на то, что мутации — строительный материал эволюции). Правда, стаи двухголовых ворон нам на глаза не попадались. Первое десятилетие после аварии для местной флоры и фауны было нелегким. Постепенно жизнь, невзирая на радиоактивное заражение, взяла свое. С одной стороны — упал уровень радиации, с другой — из Зоны ушел самый страшный зверь — человек. Радиация, как ни парадоксально это звучит, может и защитить от него: все, что здесь обитает, непригодно в пищу. Что дичь из лесов, что рыба из пруда-охладителя — могут вызвать лучевую болезнь. Сегодня, наверное, уже можно говорить определенно, что Природа справляется с бедой. Нужно только ей не мешать. Ученые констатируют, что за послеаварийные годы в результате человеческой деятельности уничтожено гораздо больше природных сообществ, чем после радиоактивного облучения.

Браконьерство стало еще одним бедствием эти лесов. Основная причина — плачевное состояние экономики Полесья, которое никогда не было богатым краем, а после аварии стало жить еще беднее. Люди, чтобы прокормить себя, идут охотиться на зараженного зверя и ловить радиоактивную рыбу. Безработные из окрестных деревень зарабатывают, сдавая в пункты приема металл, собранный на загрязненной территории. В то же время сюда охотно едут столичные охотники. Пока продолжалась наша научная дискуссия, "УАЗ" свернул с дороги и по снежной целине уверенно двинулся к полуразвалившейся ферме у дальнего леса. Вдруг между развалинами мелькнул чей-то крупный рыжий бок. Еще несколько шагов, и перед нашими глазами предстала незабываемая картина — на фоне ярко-синего неба и заснеженного леса стояли десятки лошадей Пржевальского! Табун как будто чувствовал, что никакой угрозы мы не представляем, и позволил нам подойти поближе. А возможно, он просто привык к людям и не видит в них врагов. Жеребец Выпад, вожак табуна, известный своей свирепостью, стоял в стороне и спокойно наблюдал за пришельцами. Лошади Пржевальского — очень умные существа. Хищникам сложно к ним подобраться, а если уж схватка неминуема, то нападающие получают жесткий отпор от сильных и хорошо организованных копытных. Поэтому в Зоне волки не рискуют связываться с "пржевальцами". Когда первых коней привезли в чернобыльские леса, ученые опасались, смогут ли гордые монголы (пусть даже привезенные из Аскании-Нова) приспособиться к условиям Полесья. Их естественная среда обитания — полупустыни с холодными бесснежными зимами и жарким летом. Вопреки мрачным прогнозам, новоселы пережили все невзгоды, и сегодня их по праву можно назвать живым символом зоны отчуждения. "Это они думают, что им овса привезли! — удовлетворенно посмеиваются наши гиды. — Вы на них только посмотрите! Сытые, бока лоснятся!" Любимцы ученых, егерей и журналистов, в самом деле, выглядели здоровыми и упитанными!

Что же ждет зону отчуждения в будущем? Если защитить местную природу от дальнейшего вмешательства человека, то со временем сосновые леса уступят место смешанным, с примесью березы и дуба. Как это было пару столетий назад, когда эту территорию покрывали густые дубовые леса. В дубравах будут обитать типичные для Полесья виды: волки, рыси, возможно, медведи, которые уже начали заходить сюда из России. В Зоне им спокойнее. ...Последний КПП на обратном пути благополучно пройден. Зеленые огоньки на контрольных приборах ободряют: возвращаемся "чистыми". Не хочется вспоминать серую громаду саркофага, могильные холмы над бывшими селами, мертвый город в зимних сумерках. Упорно не идет из памяти рассказ о рыси, которая вывела котенка в заброшенном доме, в самой Припяти. В этом есть добрый знак того, что зона отчуждения становится Зоной жизни.